Андрей Ланьков

Китайцы в Корее (часть 2, после 1945 г.)

Опубликовано в газете "Сеульский вестник" в 2007 г.

Первая часть статьи

В течение полувека китайцы являлись единственным сколь-либо заметным этническим меньшинством в Южной Корее. Все другие группы проживавших в стране иностранцев были очень малочисленными. До начала 1980 г., когда в Корее стали в массовом порядке появляться преподаватели английского, всё западное сообщество в Сеуле состояло из двух-трёх сотен миссионеров, дипломатов и бизнесменов, а уж представителей незападных стран в Корее тогда практически не было вообще. Правда, в стране стояли американские войска, численность которых была куда выше, чем сейчас (более 60 тыс.чел.), но на практике солдаты редко покидали территорию своих баз и оставались для большинства корейцев практическим невидимыми.

Первые китайцы появились в Корее в 1880-е годы, а накануне Освобождения страны численность китайской общины достигала 90-100 тысяч человек. Крах Японской империи заставил многих китайцев и вернуться домой. Немалое их число оказалось и на территории, которая после раздела страны стала частью Северной Кореи. С другой стороны, продолжающаяся гражданская война в Китай заставляла многих жителей тех провинций, что расположены на побережье Жёлтого моря, перебираться в несколько более стабильную Корею. Таким образом, к 1950 г. в Южной Корее проживало несколько десятков тысяч этнических китайцев, которые формально являлись гражданами гоминьдановской Республики Китай.

Китайская община, доставшаяся независимой Корее в наследство от колониальных времён, вызывала в Корее некоторое беспокойство уже самим фактом своего существования. При разговоре с пожилыми корейцами я не раз слышал о тех опасениях, которые в пятидесятые и шестидесятые годы испытывали корейское правительство и корейская элита в целом. Власти боялись, что китайцы, если их влияние не будет как-то ограничено, со временем займут ведущие позиции в корейской экономике, и Корея будет напоминать в этом отношении страны Юго-Восточной Азии с их влиятельными китайскими меньшинствами. Похоже, что такие опасения разделялись и корейской публикой в целом. Корейское государство конца сороковых было крайне националистическим и этноцентричным. Единственной моделью, которую его создатели и первые руководители хорошо знали, была имперская Япония, и не стоит удивляться, что идеи «расовой чистоты» играли такую роль в их взглядах.

С конца 1940-х годов местная китайская община стала сталкиваться со значительной дискриминацией. В Южной Корее для иностранцев никогда не существовало видов на постоянное жительство, и таким образом местные китайцы считались иностранцами, лишь временно проживающими на корейской территории. Регулярно (раз в два, потом – раз в три года, а с 1998 г. – раз в пять лет) им приходилось собирать необходимые бумаги и отправляться в Иммиграционное управление для продления визы. Правда, в подавляющем большинстве случаев виза эта продлевалась им без особых вопросов.

Впрочем, была у корейских китайцев и одна немаловажная привиллегия: остальные иностранцы могли находиться на территории Кореи лишь постольку, поскольку у них был официальный контракт с корейским работодателем, и окончание срока контракта или его разрыв означали также немедленный выезд из страны. На китайцев это правило не распространялось. В то же самое время, китайцы не могли быть государственными служащими, не могли заниматься адвокатской и врачебной практикой, а крупные корейские компании не брали их на работу как «иностранцев» – несмотря на то, что большинство из них родилось в Корее, свободно владело корейским и мало чем отличалось от «подлинных» корейцев.

Во дворе китайской начальной школы в Тэгу

Формально корейские корейцы считались гражданами Республики Китай, территория которой после окончания гражданской войны в Китае сократилась до одного только острова Тайвань. Практически никто из них отношения к острову не имел – почти все они происходили из провинции Шаньдун. В антикоммунистической Южной Корее, которая вдобавок не признавала КНР до 1992 г. и не поддерживала с ней дипломатических отношений, было просто невозможно выбрать гражданство «Красного Китая». Поэтому на протяжении десятилетий местные китайцы не поддерживали никаких контактов со своей исторической родиной (надо отметить, что такие контакты не приветствовала и другая сторона). В то же самое время, Тайвань был очень активен в поддержке общины, причём особую роль играла поддержка действовавших в Корее китайских школ. Именно в таких школах, где преподавание идёт на китайском языке, получало образование большинство корейских хуацяо, но без тайваньских субсидий эти школы просто не смогли бы существовать.

В начале шестидесятых годов положение китайских корейцев заметно ухудшилось. В сентябре 1961 г. только что пришедшее к власти военное правительство издало «Закон о принадлежащей иностранным гражданам недвижимости», который резко ограничил право «иностранцев» владеть собственностью. В тех условиях было очевидно, что закон направлен именно против китайцев, так как никаких других постоянно проживающих иностранцев в Корее тогда не наблюдалось. Согласно закону 1961 г. и его более поздним версиям, китайцам не разрешалось владеть земельными участками суммарной площадью более 200 пхён (примерно 700 кв.метров). «Иностранцам» (то есть китайцам) нельзя было иметь в собственности пахотную землю, что сделало для них невозможным занятия сельским хозяйством. Кроме того, китайцам разрешалось иметь в собственности не более одного жилого дома или квартиры, а площадь принадлежащих им производственных и офисных помещений не могла превышать 50 пхён (165 кв.метров). Пытаясь обойти новые ограничения, многие китайцы срочно перерегистрировали принадлежавшую им недвижимость на имя своих корейских друзей или жён (если те были гражданками Кореи). Некоторые из них стаали жертвами обмана, но многим удалось ещё некоторое время вести бизнес через подставных лиц.

Не так то просто было и избежать дискриминации, перейдя в гражданство Южной Кореи. До недавнего времени принятие корейского гражданства было делом очень непростым. От кандидатов требовалось представить рекомендации от чиновников высокого уровня, а окончательное решение по заявлению должно было быть принято самим министром юстиции. Дети, рождённые в браке между китайцем и кореянкой, не могли претендовать на гражданство Южной Кореи, так как до конца 1990-х гг. в Корее гражданство детей автоматически определялось гражданством их отца.

Ограничения на владение недвижимостью и запрет на занятие почти всеми престижными профессиями означал, что корейские хуацяо могли владеть только небольшими фирмами – чего, собственно, авторы дискриминационного законодательства и добивались. На практике единственной из традиционых областей деятельности, в которой и при таких условиях китайцы оставались конкурентоспособными, был ресторанный бизнес.

В 1948 во всей Корее было 332 китайских ресторана. В 1972 г. в одном только Сеуле их было 2.454. К началу шестидесятых годов  ресторанным бизнесом занималась примерно половина всех китайских семей Кореи, а к концу семидесятых доля тех, кто владел ресторанами или работал в них, достигла среди местных китайцев 77%!

Китайский ресторан в начале шестидесятых

Примерно до 1975-1980 гг. практически все рестораны китайской кухни в Корее принадлежали хуацяо, а собственно корейцы там работали только официантами или развозчиками заказов. Только в семидесятых годах в Корее стали появляться китайские рестораны, владельцами которых являлись этнические корейцы (сейчас таких ресторанов – подавляющее большинство).

Готовили в ресторанах в основном местный вариант шаньдунской кухни, который немало отличался от оригинального, зато нравился корейским клиентам. При этом особой популярностью в ресторанных меню пользовался чачжанмён – лапша в чёрном бобово-луковом соусе с небольшими кусочками мяса. Несмотря на явные связи с китайской кулинарной традицией, чачжанмён – это, по существу, местное блюдо, изобретенное китайскими поварами уже в Корее. Считается, что чачжанмён впервые появился в знаменитом ресторане Конхвачхун в Инчхоне, главном центре китайской общины, но после Освобождения быстро распространялся по всей стране, став одним из самых популярных блюд.

Любопытно, что в шестидесятые и семидесятые годы в Корее действовали ограничения на розничную цену чачжанмёна. Официально это делалось для того, чтобы одно из самых массовых блюд оставалось доступным, но многие и тогда, и сейчас подозревают, что главной целью ограничений было стремление властей создать дополнительные препятствия для китайского бизнеса.

До начала семидесятых годов корейским китайцам не оставалось ничего, кроме как терпеть, приспосабливаться к давлению и стараться существовать в предлагаемых им обстоятельствах. Выбора у них не было. Они не могли покинуть Корею, так как ехать им было и некуда, и не на что. На Тайване, гражданами которого они формально являлись, их никто не ждал, ведь островное государство в те времена жило очень небогато. Невозможно было и уехать в на Запад, т.к. в те расистские времена ни одна западная страна не была готова принимать «цветных иммигрантов». Однако, около 1970 г. ситуация изменилась, и начался постепенный выезд хуацяо из страны. Китайская диаспора, численность которой в середине семидесятых достигла 40 тысяч человек, начала постепенно сокращаться. В настоящий момент эта численность составляет всего лишь 21 тысячу – двухкратное сокращение за три десятилетия.

Некоторые молодые китайцы с начала семидесятых стали уезжали учиться на Тайвань и оставались там, но для большинства из них наиболее привлекательной страной стали США, куда перебрались многие семьи корейских хуацяо. Кроме того, часть китайской молодёжи в самой Корее использовала предоставившиеся им возможности для принятия корейского гражданства: в конце концов, для них родиной являлась именно Корея, и они не понимали, с какой стати они должны связывать себя с каким-то далёким островом в Тихом Океане.

В последние годы многие дискриминационные ограничения были сняты или ослаблены. С 1999 г. китайцы и другие иностранцы могут владеть в Корее землёй и недвижимым имуществом, процедура принятия корейского гражданства намного упростилась, визы местным китайцам возобновляют раз в пять лет, а с недавнего времени они даже могут голосовать на выборах в местные органы власти. Корейская печать открыто называет старую политику дискриминационной и возлагает ответственность за неё на обычных по нынешним временам козлов отпущения – правые военные правительства. В действительности в своё время подобная политика пользовалась куда большей поддержкой самого общества, чем сейчас в Корее готовы признать (это доказывается, в частности, и тем обстоятельством, что находившиеся у власти в Северной Корее смертельные враги сеульских диктаторов относились к местным китайцам точно так же – и даже жёстче). Однако реформы и покаяния начались слишком поздно. Старая китайская община умирает.

Тем не менее, постепенное исчезновение старой общины не означает конца китайского присутствия в Корее. Наоборот, после установления дипломатических отношений с Китаем в 1992 г., этнические китайцы приежают в Корею в доселе невиданных количествах – сейчас их более четверти миллиона . Однако это – уже совсем другая община: другая и по статусу, и по составу, и по установкам и целям. Именно ей принадлежит будущее. В последние годы всё более заметным становится дрейф Кореи из американской сферы влияния в китайскую, и стремительно растущая «новая» китайская община является одним из признаков этого дрейфа. Автор этих строк, правда, полагает, что ничего особого хорошего эти перемены Корее не сулят. Однако, поживём-увидим.