Андрей Ланьков

Как зажглись "красные фонари" (проституция в Корее в предколониальную и колониальную эпоху)

Опубликовано в газете "Сеульский вестник" в 2006 г.

Корейские националисты любят обвинять Японию во всех смертных грехах, для них она – «любимый враг» (ну, примерно как Россия для националистов грузинских). Одно из многочисленных обвинений в адрес Японии заключается в том, что японцы, дескать, занесли в Корею массовую проституцию. Не все обвинения против японцев обоснованы, но в целом в данном случае корейские националисты правы. Именно Япония во многом ответственна за появление массового коммерческого секса в Корее.

Традиционно все страны Восточной Азии не видели особой проблемы в том, что мужчина «ходил на сторону» – постольку, поскольку он при этом имел дело не с «порядочной женщиной», а с проституткой или куртизанкой. Относилось это и к Корее. Однако в старой Корее куртизанки-кисэн не были проститутками в привычном нам смысле слова. Их главной задачей был не секс, а поддержание интересного разговора, умение развлекать клиентов музыкой и танцами. Даже секс с ними обставлялся как своего рода роман: недостаточно было просто дать кисэн деньги – её следовало соблазнить (на практике, конечно, все эти «соблазнения» часто являлись чистой воды спектаклем, в котором обе стороны отлично понимали правила игры – однако приличия следовало соблюдать). Кроме того, общение с кисэн стоило немало, и было оно по карману только достаточно богатым людям, причём исключительно дворянского происхождения. Подозреваю, что и сама кисэн отказалась бы иметь дело с презренным простолюдином.

Традиционно ситуация в Японии во многом отличалась от корейской. Хотя спокойное отношение к коммерческому сексу было характерно для всего региона, но особое распространение он получил именно в Стране Восходящего Солнца, где с давних времён во множестве существовали и профессиональные куртизанки-гейши, во многом похожие на корейских кисэн, и проститутки-ойран, отношения с которыми строились уже на чисто коммерческой основе: «платишь деньги – получаешь секс».

Япония была «открыта» миру в 1850-е гг., но и после этого на протяжении в течение многих десятилетий будущая экономическая сверхдержава оставалось очень бедой страной. Мало кто помнит сейчас, что «экспортная проституция» на протяжении всей второй половины XIX века была важным источником иностранной валюты для японского бюджета: около 1900 г., когда бизнес достиг своего пика, переводы от работавших за границей проституток-японок являлись для страны третьим по значению источником валютных поступлений. Японские барышни лёгкого поведения, известные как «караюки-сан» (то есть «уехавшие за границу»), трудились по всей Азии, от Сиднея до Владивостока, от Шанхая до Сингапура. Работали они обычно в борделях, которые принадлежали японцам, и зачастую совершенно не знали местных языков. Обычным явлением, кстати, были такие японские заведения на на территории российского Дальнего Востока (сам Антон Павлович Чехов посетил один из них и весьма высоко оценил то качество сексуального обслуживания, которые предлагали японские специалистки).

Конечно, соседняя с Японией Корея неизбежно стала одной из областей, где японская проституция процветала. Когда сейчас речь в Корее заходит о проституции в колониальные времена, то обычно воображению представляется некий гнусно-развратный японец, который имеет дело с несчастной корейской крестьянской девушкой, обманом загнанной в бордель. Такие ситуации действительно имели место в 1930-е годы, но вот в более ранние времена, как правило, и сам клиент, и обслуживавшая его проститутка были японцами. Только около 1925 г. кореянки стали появляться в местной секс-индустрии в заметных количествах. На самых же ранних этапах найм корейских женщин в бордели был прямо запрещён и жёстко преследовался. Например, когда в 1880 г. японский предприниматель в Пусане открыл бордель, в котором находилось четыре кореянки, его заведение было немедленно закрыто, а сам он заплатил немалый штраф. При этом преследовали его японские консульские органы. На ранней стадии японского присутствия в Корее, примерно до середины 1890-х гг., японские дипломаты боролись с любыми попытками привлекать кореянок в секс-индустрию, так как считалось, что подобная деятельность чревата политическими осложнениями.

Караюки-сан, фотография сделана в Сингапуре в начале XX века, но едва ли в Корее эти барышни выглядели иначе...

Японские проститутки и сутенёры появились в Корее сразу после того, как в 1876 г. страна была открыта для внешней торговли. Первоначальной базой для них стал Пусан, который в конце XIX века по составу населения был скорее японским чем корейским городом. Переселялись в 1880-е гг. в Корею в основном молодые одинокие мужчины с сильно развитой авантюрной жилкой или же неудачники, которые не смогли найти себе места дома. И те, и другие, как правило, не имели семей или же оставляли их в Японии. Так что неудивительно, что по данным японского консульства, уже в 1881-82 гг., то есть всего лишь через несколько лет после открытия Кореи для японской торговли, в Пусане уже трудилось около сотни «караюки-сан». Несколько десятков японских проституток имелось в Вонсане, другом важном портовом городе на восточном побережье страны.

Японские консульские власти в Пусане с самого начала добивались от Токио разрешения на легализацию проституции. Сначала эти предложения были отклонены руководством японского МИДа, но потом правительство уступило, и в конце 1881 г. проституция в Пусане была легализована – для японцев. Японские консульство издало правила для содержателей публичных домов, которые более или менее копировали те установления, что тогда использовались в самой Японии. Проститутки должны были быть зарегистрированы и на регулярной основе проходить медицинское обследование, а владельцы борделей должны были платить со своих доходов налоги. К 1883 г. в Пусане было 94 регистрированных японских проститутки, которые трудились в девяти публичных домах. Девушки эти обслуживали японское мужское население города, которое тогда составляло 997 человек (женщин среди живших тогда  в Пусане японцев почти не было). Примерно в то же самое время легализовали проституцию и в Вонсане, другом открытом для иностранцев порту, что находится на Восточном побережье страны.

Однако японский МИД не пошёл на то, чтобы легализовать проституцию в Инчхоне, ещё одном корейском порту, который был открыт для международной торговли. В Токио считали, что легализация проституции в Инчхоне приведёт к политическим проблемам. В отличие от Пусана и Вонсана, где иностранная община состояла почти исключительно из японцев, в Инчхоне проживало также значительное количество выходцев из западных стран, и японские дипломаты боялись, что открытое признание проституции нанесёт ущерб международному имиджу страны. На дворе стояли пуританские викторианские времена, да и Япония тогда была очень чувствительна к тому, что о ней думали на Западе.

Будучи исполнительными чиновниками, японские консулы честно старались выполнять инструкции, которые они сами считали ненужными и даже вредными. Однако запреты не помогали: в Инчхоне жили сотни молодых одиноких японцев, привыкших к коммерческому сексу дома. В попытках решить эту проблему в 1880-е гг. японские консульские власти в Инчхоне даже одно время запрещали въезд в Корею японок в возрасте от 13 до 30 лет, если только эти женщины не были жёнами японских мигрантов и не имели приглашений от владельца какой-либо официально признанной компании. Впрочем, «караюки-сан» всегда находили способ просочиться и обойти все ограничения.

Однако, прибытие японских войск во время китайской-японской войны 1894-95 сделало официальное признание проституции в Инчхоне неизбежным. В 1897 г. в Инчхоне уже имелось 17 ресторанов "с барышнями" (в соответствии с японской традицией, ресторанный бизнес и проституция были тесно связаны). В 1901 г. в Инчхоне появился и первый в Корее "район красных фонарей" (Пусан последовал примеру Инчхона летом 1902 г., Вонсан в 1903 г., а Сеул в 1904 г.).

Примерно с этого времени в стране появились и первые проститутки-кореянки. В конце 1890-х гг. корейская печать стала жаловаться на то, что в Сеуле стали всё чаще появляться проститутки и публичные дома, причём из этих жалоб ясно, что и проститутки и их клиенты были корейцами. В 1906 г. начали проводиться регулярные медосмотры проституток в масштабах всей страны (до этого  подобные мероприятия предписывались японскиим консульскими властями на местном уровне), а в 1908 г. стали действовать первые правила для содержателей публичных домов. Эти правила предусматривали меры, которые в те времена применялись в большинстве стран мира, включая Россию: регистрация проституток, выдача им специальных удостоверений (в царской России известных как «жёлтый билет»), систематические медицинские проверки. Окончательное оформление проституции произошло уже после потери независимости, в 1916 г., когда японское колониальное правительство выпустило свод правил на этот счет. Правила эти действовали на всей территории Кореи и оставались в силе  до 1947 г.

Впрочем, проституция в колониальные времена уже не ограничивалась одними публичными домами. Большое распространение получала она как дополнительный приработок у молодых женщин, работавших в разнообразных кафе и чайных домиках. В те времена подобная работа вызывала слишком явные ассоциации с деятельностью кисэн и гейш, ведь во время банкетов те также подавали напитки и всячески обслуживали гостей. Поэтому девушки из кафе и табанов часто воспринимались публикой как своего рода «новые кисэн», более доступные, чем их классический вариант. Судя по литературе колониальной эпохи, а также по биографиям наиболее заметных представителей тогдашней богемы, для такого отношения часто были основания. При этом любопытно, что в 1930-е гг. корейские официантки в кафе часто пытались «притворяться японками» – носили кимоно, брали японские имена, старались говорить с посетителями по-японски.

Типичная для 1910-х и 1920-х гг. парадная фотография кисэн

Примерно в то же время произошли серьёзные изменения и в статусе корейских кисэн. В 1908 г. они перестали считаться государственными служащими, и были отправлены на вольные хлеба. В большинстве случаев кисэн организовали своего рода гильдии, которые помогали находить заказы, защищали их интересы в случае кофликтов, брали на себя некоторые функции социального обеспечения. Однако на протяжении последующих десятилетий кисэн во многом изменились.  Из куртизанок-развлекательниц они во многом превратились в дорогую разновидность проституток, отношения с которыми строились уже на чисто коммерческой основе и были всё более ориентированы на секс. Эти перемены вызвали немалое недовольство кисэн старой школы, которые активно протестовали против такого поворота событий.

Однако почти до самого конца колониального периода проституция в Корее всё равно оставалась бизнесом преимущественно японским. В 1915 г., например, в стране было зарегистрировано 1768 проституток-кореянок, а вот проституток-японок было 4680, то есть почти в три раза больше. К 1930 г. число кореянок и японок, работавших в подозрительных заведениях, сравнялось - их было соответственно 4485 и 4431 (при том, что среди населения в целом японцы тогда составляли только 2-3%).  Правда,  не все эти женщины являлись проститутками в точном смысле слова - в данной статистике учитывались все женщины, работавшие в заведениях, которые считались подозрительными и лвадельцы которых имели право предоставлять клиентам "сексуальные услуги". С другой стороны, специалисты считали, что в стране также действует до десяти тысяч незарегистрированных проституток, но и среди них японки составляли очень заметную часть - возможно, большинство. Лишь в самые последние годы колониального правления кореянки стали преобладать в этом специфическом бизнесе.

Большинство проституток находилось в фактическом рабстве у хозяев заведений (при этом "заведениями" могли быть не только публичные дома в обычном смысле слова, но и рестораны, клубы и бары). При поступлении в заведение им выдавался кредит, на который следовало купить одежду, косметику. Во многих случаях девушек просто продавали их родители или родственники, и сумма, которую они получали, тоже считалась частью "долга". Строго говоря, такая практика была незаконной, но тем не менее она оставалась достаточно обычным делом. Хозяин платил за жильё и питание девушек, но эти деньги также считались частью кредита, по которому начислялись высокие проценты. В результате кредит выплачивался годами, а порою выплатить его не удавалось вовсе. При этом доходы проституток были немаленькими: работавшие в лицензированном заведении девушки получили от 30 до 200 вон в месяц (размер дохода зависел от внешности, образования и национальности - японкам даже в этом бизнесе платили заметно  больше). В те времена служанка получала 5-7 вон, а работница на заводе - от 10 до 15 в месяц. Таким образом, даже 30 вон были неплохими деньгами для деревенской девушки без образования. Однако на практике большая часть этого дохода уходила на выплаты по долгу, так что лишь единицам удавалось накопить достаточно денег для того, чтобы избежать нищеты в 27-30 лет, когда большинство девиц выбрасывались на улицу как отработанный материал.

В 1930-е гг. некоторые корейские проститутки решили последовать примеру «караюки-сан» (быстро исчезавших в те времена) и отправились за границу на заработки. Сначала это происходило по доброй воле, но в конце 1930-х гг. японский национализм и прагматическое отношение к сексу привели к одному из самых мрачных эпизодов в истории корейско-японских отношений – мобилизации корейских девушек в полевые публичные дома японской армии. Впрочем, об этом печальном эпизоде недавней истории нужно вести отдельный рассказ.

См. также статью о кисэн в традиционной Корее и статью о проституции в Корее в послевоенные годы