Андрей Ланьков

Убедился - доноси

Опубликовано: "Политический журнал" № 36, 14 сентября 2004

"Преступность не является в Сеуле серьезной проблемой" - такое заявление можно найти в большинстве путеводителей по корейской столице. Это не иллюзия и не рассчитанный на привлечение туристов пиар. Несмотря на свои громадные размеры (население собственно Сеула - 10 млн, а Большого Сеула - примерно 24 млн человек), корейская столица безопасна в любое время дня и ночи. Уровень насильственной преступности в Корее низок. Прибывшие в Сеул иностранцы сразу узнают от старожилов, что главной угрозой для них являются подвыпившие прохожие с университетским образованием, которые упорно стремятся практиковать на иностранце свой сомнительный английский.

Статистика вполне подтверждает эти субъективные ощущения. В 2000 г. во всей Корее произошло 964 убийства. По данным на 2000 г., на 100 тыс. человек приходилось убийств: в России - 19,8, в США - 4,6, в Корее - 2,02. Не менее показательна и статистика по количеству грабежей. В 2000 г. в Южной Корее произошло 9,6 ограбления на каждые 100 тыс. человек населения, в России - 91, а в США - 147, то есть в 15 раз больше. Несколько хуже дело обстоит с изнасилованиями, но и тут Корея находится примерно на уровне стран Западной Европы. Стабильной остается и доля лиц, находящихся в заключении: на протяжении последних 40 лет она колеблется между 0,11 и 0,15% от всего населения страны. Для сравнения: в России этот показатель составляет 0,73%, в США - 0,68%.

Одна из особенностей, которые отличают южнокорейцев от большинства других народов (в том числе и от их соседей-китайцев), - крайнее нежелание прибегать к насилию. За те годы, что я провел в Южной Корее, я видел всего лишь три-четыре драки, причем по российским меркам их и драками-то назвать трудно. Во время такого столкновения участники конфликта занимают позиции примерно в метре друг от друга и начинают гневно, громко и непристойно ругаться. Время от времени один из участников подскакивает к другому и толкает его. Никаких тебе восточных боевых искусств и вообще никакого желания нанести противнику серьезный физический ущерб. Скорее, эти толчки служат демонстрацией взаимного неприятия конфликтующих сторон. Продолжается эта процедура, правда, довольно долго - до приезда полиции, которая прибывает минут через 10-15 и разнимает дерущихся.

Создается впечатление, что и уличное воровство в Корее практически отсутствует. Русского порою просто поражает, как спокойно корейцы оставляют практически без присмотра немалые ценности. Магазины на ночь запираются совершенно символически. Во многих случаях уличный торговец, уходя домой, ограничивается тем, что тщательно закутывает свой ларек брезентом. Некоторые же торговые стенды, расположенные в подземных аркадах и иных закрытых помещениях, где обычно довольно много охраны, временами не закрываются вовсе. Торговцы убирают только самые ценные товары, спокойно оставляя на прикрытых брезентом прилавках то, что подешевле. Наконец, днем не редкость увидеть брошенную лавку, хозяин или чаще хозяйка которой просто пошли поболтать к соседке, резонно рассчитывая, что покупатель, взяв товар, сам найдет пропавшего продавца (иногда ему помогает в этом записка на дверях), а в крайнем случае просто положит на прилавок необходимую сумму. Любая забытая вещь остается на своем месте на протяжении очень и очень долгого времени.

Туристы часто объясняют это спокойствие строгостью законов и мощью южнокорейской полиции. Однако согласиться с этим мнением непросто. Во-первых, как свидетельствует уже приводившаяся выше статистика о численности заключенных, корейское законодательство не отличается особой строгостью. Во-вторых, полиции в корейских городах мало и патруль попадается на глаза очень редко (исключение - Сеул, но там у полиции совсем иные задачи).

Куда важнее общая ситуация в стране, традиции конформизма и законопослушания, которые столь распространены в Корее и Восточной Азии в целом. Япония, Тайвань и Сингапур, кстати, тоже отличаются исключительно низким уровнем насильственной преступности (а вот побывавшие под коммунистическим правлением и прошедшие через радикальную "деконфуцианизацию" Китай, Вьетнам и Северная Корея - общества куда менее законопослушные).

Немалую роль играет и семейная структура, отсутствие того самого "уличного влияния", о котором беспокоились у нас в советские времена. Действительно, во всем мире путь в преступность часто начинается с уличной подростковой компании и увлечения "блатной романтикой". Корея же остается страной домохозяек, где дети растут под неусыпным контролем матерей. Большую роль играет и корейская система школьного воспитания. Корейские подростки не болтаются по улицам, не гоняют на мотоциклах, не экспериментируют с наркотиками и сексом. У них на это просто нет времени. Все школьные годы заняты изнурительной подготовкой к университетским вступительным экзаменам, успех или неудача на которых полностью определяет судьбу корейца. Времени на глупости просто не остается.

А как насчет организованной преступности? Она существует, хотя авторитарные режимы шестидесятых годов заметно потрепали ее (диктатуры вообще весьма эффективны в борьбе с мафиями - если, конечно, они хотят такую борьбу вести). Однако корейские братки обитают в своей, строго ограниченной экологической нише. Они "крышуют" те виды деятельности, которых с официальной точки зрения как бы и не существует. Например, проституция в Корее - весьма большая и процветающая отрасль, однако формально с 1948 г. она находится вне закона. По давно установившейся традиции, полиция и власти не пытаются бороться с проституцией. Речь при этом идет не о коррупции, а именно о сознательном политическом решении. В силу разных социальных и политических причин проституцию в свое время пришлось формально запретить, однако запрет этот претворять в жизнь никто не собирался. Примерно так же обстоит дело с некоторыми видами игорного бизнеса - формально запрещенными, но фактически существующими. Именно эти полулегальные сферы экономики и находятся под контролем братков. Занимается корейская мафия и выбиванием долгов, но только неофициальных. Банки решают вопросы с должниками в обычном судебном порядке.

В то же время попытки мафиози выйти из своего гетто или заняться чем-то по-настоящему опасным вроде ввоза наркотиков пресекаются немедленно и жестко. Не может быть и речи о том, чтобы занимающийся легальным бизнесом корейский лавочник платил деньги рэкетирам. Скорее всего, попытка вымогательства окончится немедленным арестом зарвавшихся и забывших свое место братков.

Правда, отсутствие насильственной преступности не означает, что в Корее нет преступности вообще. Страна, например, достаточно коррумпирована. Во Всемирном индексе восприятия коррупции, который составляет международная организация Transparency International, в 2003 г. Южная Корея оказалась на 50-м месте, вместе с Грецией и Коста-Рикой. Правда, Россия в этом рейтинге находится на 86-м месте, которое она делит с Мозамбиком. Тем не менее и взяточничество, и казнокрадство в Корее присутствуют в масштабах, весьма заметных по меркам развитых стран. Похоже, на эти виды незаконной деятельности культурные запреты не распространяются.

Присутствие полиции заметно только в Сеуле. Однако там полицейские оберегают покой граждан не столько от обычных преступников, сколько от разнообразных политических смутьянов. Сеул - город студенческих демонстраций. Корейское студенчество отличается непробиваемой левизной и крайней политической активностью, так что для молодых почитателей Ленина, Троцкого и Маркузе периодические потасовки с полицией - чуть ли не традиционный вид спорта. При этом стоит упомянуть, что и сама полиция в основном состоит из студентов, которые проходят в ее рядах срочную службу.

Впрочем, потасовки эти отличаются двумя интересными особенностями. Во-первых, они редко проходят совсем всерьез (пожалуй, сказывается низкая агрессивность корейцев), и если дело все-таки доходит до кровопролития, то синяки и переломы достаются скорее местному ОМОНу, а не бунтарям. Во-вторых, мирное население от потасовок не страдает. Занятым революционной борьбой студентам и в голову не приходит, скажем, запустить камнем в витрину магазина или опрокинуть стоящую на обочине частную машину. В этой связи вспоминается одна картина модного среди южнокорейских левых художника. На картине изображена модная кофейная, посетители которой потягивают эспрессо и читают газеты, в то время как под окнами заведения в клубах слезоточивого газа студенты вдохновенно дерутся с полицией. По замыслу революционного художника картина должна разоблачать бездушие собравшихся в кафе обывателей, которые пьют себе кофе, флиртуют и читают, а не становятся в ряды героических борцов за дело прогресса и социализма. При этом, однако, ни самому художнику, ни его героям не приходит в голову, что сидеть перед зеркальным окном во время потасовки небезопасно. В других странах, может, и небезопасно, а вот в Корее - без проблем.

Правда, студенческий революционизм - дело не очень серьезное в отличие от северной угрозы. Южная Корея с 1948 г. находится в состоянии войны с Кореей Северной: корейская война завершилась не формальным мирным договором, а всего лишь соглашением о прекращении огня. Вот уже более полувека разведки и контрразведки двух Корей ведут ожесточенную борьбу, детали которой (да и то не все) станут известными, полагаю, лишь к концу XXI в.

О необходимости крепить бдительность в Корее напоминают постоянно и повсеместно. В каждом вагоне сеульского метро висят маленькие плакатики местной госбезопасности, которые напоминают о присутствии пхеньянских шпионов, обещают щедрую награду за подтвердившийся сигнал (приводится даже конкретный прейскурант) и в очередной раз повторяют, что звонить следует по телефону 111 (до недавнего времени - 113). Подобный же текст - с призывом к бдительности и напоминанием о волшебном номере 111 - через каждые несколько остановок повторяют по трансляции в метро.

За пределами городов на каждом перекрестке асфальтированных дорог ("на каждом перекрестке" - это не фигура речи, а просто констатация факта) установлены аккуратные металлические щиты с короткими текстами-лозунгами, над которыми потрудились местные журналисты в штатском. Тексты, видимо, утверждаются в централизованном порядке, так как повторяются они довольно часто. Мне особенно понравился текст, обращенный непосредственно к северокорейскому шпиону: "Не таись, бредя во тьме! Сдавайся добровольно! Телефон госбезопасности - 111!" Неплохо звучит и другой призыв, на этот раз адресованный честным гражданам Юга: "Заподозрил - посмотри еще раз! Убедился - доноси! Телефон госбезопасности - 111!"

Легко догадаться, что подобные плакатики и объявления вызывают среди сеульских россиян немало шуток. Однако я бы не стал безоговорочно присоединяться к острякам. После 1965 г. северокорейские спецслужбы организовали по меньшей мере три покушения на корейских президентов. При этом во время одного была смертельно ранена жена президента, во время другого погибла почти половина южнокорейского кабинета министров, а во время третьего взвод пхеньянского спецназа остановили в скоротечном бою у проходной президентского дворца. Добавьте к этому взорванный пассажирский авиалайнер, несколько сотен похищений (в том числе и случайно попавших под руку граждан), а также привычку устранять случайных свидетелей. Так что, может, не так уж и не нужны эти странные плакатики?

Впрочем, само их существование возможно все из-за той же корейской законопослушности, над которой россияне тоже любят снисходительно посмеиваться. А зря: заверяю, очень неплохо жить в городе, по которому ты можешь ходить в любое время дня и ночи без особых опасений. Однако нам это не грозит. И южнокорейские методы в России работать не будут, как бы мы к этому обстоятельству ни относились.