Андрей Ланьков

Два правительства, одна страна?(Север и Юг в борьбе за легитимность)

Опубликовано в 2004 году в "Политическом журнале"

15 августа 1948 г. в Сеуле была провозглашена Республика Корея. Месяцем позже, 9 сентября 1948 г. в Пхеньяне объявили о создании Корейской Народно-Демократической Республики. На территории Корейского полуострова возникли два враждебных государства: капиталистическая и диктатура Ли Сын Мана противостояла коммунистической диктатуре Ким Ир Сена.

Часто раскол Кореи сравнивают с расколом Германии. Однако между ситуацией в этих странах существовала немалая разница. Каждое из двух корейских правительств утверждало, что оно является единственной законной властью на всей территории Корейского полуострова. С точки зрения Северной Кореи, в состав КНДР входит и сверная, и южная половины страны. Южная часть Кореи была, как официально утверждалось, «незаконно оккупирована» американскими империалистами, которые, дескать, посадили там свое марионеточное правительство. Конституция КНДР 1948 г. утверждала, что столицей КНДР является Сеул, а Пхеньян формально считался временной – до освобождения Сеула – ставкой законного правительства.

Южная Корея подходила к вопросу не менее радикально. С точки зрения Сеула, юрисдикция Республики Корея распространялась на весь Корейский полуостров. Однако, как утверждала южнокорейская официальная версия, в северной части полуострова при советской и китайской поддержке вспыхнул «коммунистический мятеж». Мятежники объявили о создании некоей «КНДР», которая на поверку является антигосударственной преступной организацией. Своей столицей Пхеньян южане, правда, не объявили, но вот губернаторов в провинции Севера в Сеуле назначали с 1949 г. Разумеется, подобное губернаторство было чистейшей воды синекурой, которую предоставляли всяческим полу-отставным политикам в знак признания их заслуг.

Поскольку с точки зрения Южной Кореи КНДР в принципе не существовало, в Сеуле все северокорейцы автоматически считались гражданами Южной Кореи. Точно так же относились к жителям Юга и власти КНДР – по крайней мере, на словах (на практике многочисленные поначалу перебежчики с Юга считались в КНДР лицами потенциально ненадежными и подвергались всякого рода дискриминации).

Чтобы подчеркнуть свою легитимность, в 1948 г. власти КНДР заявили, что первый северокорейский парламент – Верховное Народное Собрание – был образован на основе выборов, проведенных на территории всей Кореи. По утверждениям северокорейских властей, на Юге выборы были проведены... нелегально. Тем не менее, в них, как заявили в Пхеньяне, участвовало 77% всех южнокорейских избирателей, большинство из которых, конечно же, проголосовало за коммунистов и их союзников.

Подобная ситуация была чревата вооруженным конфликтом. Оба правительства готовились к тому, чтобы силой «освободить несчастных соотечественников», и начавшаяся в 1950 г. Корейская война была закономерным итогом этого противостояния. То, что войну начал Север, было до некоторой степени исторической случайностью – на Юге многие также склонялись к военному решению проблемы. Однако Корейская война 1950-1953 гг. закончилась безрезультатно. Миллионы людей были убиты и ранены, но раскол страны преодолён не был. Даже граница между двумя Кореями осталась, в общем-то, неизменной.

Война закончилась 27 июля 1953 г., когда в Пханмунчжоме представители американского, северокорейского и китайского командования подписали соглашение о перемирии, действующее и по сей день. Однако на церемонии подписания не было южнокорейского представителя. Правительство Ли Сын Мана отказалось подписывать соглашение, которое де-факто признавало существование коммунистического режима. До самого последнего момента Сеул пытался сорвать переговоры, явно собираясь воевать за объединение страны до последнего американского солдата. В Вашингтоне к таким жертвам готовы не были, и в конце концов соглашение было подписано без участия Сеула. Сейчас, полвека спустя, это обстоятельство даёт северокорейским дипломатам предлог для того, чтобы не допускать представителей Юга на переговоры по режиму перемирия: в конце концов, южане соглашения о перемирии не подписывали и по одной этой причине, как утверждают пхеньянские дипломаты, никаких прав на участие в переговорах по режиму перемирия не имеют.

После войны ситуация на полуострове не изменилась. Каждая из сторон продолжала настаивать на своей исключительной общекорейской легитимности. На Севере Сеул продолжал считаться столицей КНДР до 1972 г., а на Юге практика назначения губернаторов в северокорейские провинции продержалась до конца 1970-х гг. О «нелегальных выборах» в Народное Собрание КНДР после 1948 г., правда, больше не говорили.

Поначалу дипломатические связи обеих государств также основывались на принципе взаимной исключительности. До 1969 г. иностранные правительства должны были делать выбор между Пхеньяном и Сеулом: одновременно иметь дипломатические отношения с обеими Кореями было невозможно. В том случае, если какая-то страна устанавливала дипломатические отношения с КНДР, Республика Корея немедленно отзывала оттуда своих дипломатов. Ситуация тогда очень напоминала то положение, которое и поныне существует в отношениях между КНР и Тайванем.

Только в 1969 г. произошел первый дипломатический прорыв, причем застрельщиками новой политики стали далеко не самые значительные страны – Чад и Центрально-Африканская Республика. Именно эти две державы стали первыми государствами, которые установили дипломатические отношения с обеими Кореями. Однако дипломатические представительства бывших социалистических стран появились в Сеуле только только спустя два десятилетия, а посольств США, Японии и ряда ведуших государств Запада нет в Пхеньяне и по сей день.

Борьба за легитимность породила немало лингвистических курьезов. В Северной Корее, например, при упоминании южнокорейских официальных учреждений в печати их названия обязательно следует заключать в кавычки, подчеркивая таким образом их «фальшивый» и «нелегитимный» характер. Само же южнокорейское правительство именуется либо «марионеточной администрацией», либо и вовсе «кликой».

Впрочем, во времена правления военных режимов и официального антикоммунизма – то есть вплоть до конца 1980-х гг. – не менее строгие ограничения действовали и в Южной Корее. Несколько десятилетий южнокорейская печать в обязательном порядке именовала северян «пуккви» - «северные черти» или «северная нечисть». Руководство КНДР следовало именовать не иначе как «главарями северной нечисти» или же «коммунистическими бандитами», а вооруженные силы Севера представляли собой, конечно же, «коммунистические бандформирования». В конце 1960-х гг. редактор одного южнокорейского журнала был арестован только за то, что в опубликованной им переводной статье Ким Ир Сен был назван умеренно-позитивным термином «северокорейский лидер» – вместо положенного «главарь северной нечисти» или чего-нибудь в таком же духе. Впрочем, даже в худшие времена Юг был куда либеральнее Севера, так что злоумышленник вскоре вышел на свободу. Случись что-то подобное на Севере, судьба редактора (и всех его ближайших родственников, а также значительной части персонала) была бы весьма печальной.

Только в 1972 г. в южнокорейской прессе «северную нечисть» стали именовать нейтрально «Пукхан» - «Северная Корея». Впрочем, и это слово на поверку оказывается не столь уж нейтральным. Дело в том, что свою страну северяне и южане называют по-разному. На Севере Корея именуется «Чосон», а на Юге – «Хан» или «Хангук». На базе этих наименований образованы и все производные, так что «корейский язык» и «Корейский полуостров» на Севере и на Юге именуют совершенно разными терминами. Поэтому возникает парадоксальная ситуация, аналогов которой не было ни в разделенной Германии, ни в разделенном Вьетнаме: говоря по-корейски, при упоминании самого слова «Корея» и его производных человек вынужден декларировать свои политические симпатии. При большом желании корейцам удается обходить эту проблему, говоря о «нашей стране», а вот у иностранцев такой возможности нет.

С начала 1970-х гг. Северная и Южная Корея начали поддерживать контакты на правительственном уровне, что означало взаимное признание «де-факто». Однако на уровне официального государственного ритуала борьба за легитимность продолжалась.

Правда, в последние два десятилетия эта борьба постепенно становится односторонней. Сеул проявляет всё меньше интереса к подобным ритуально-символическим играм, а вот Пхеньян предаётся им с прежним азартом. Причины подобных перемен очевидны: Южная Корея пережила «экономическое чудо» и превратилась в развитую демократическую страну, экономические показатели которой примерно соответствуют уровню менее преуспевающих государств Западной Европы. Тем временем Северная Корея, исторически опережавшая Юг в своём индустриальном развитии, стала первой в истории сталинистской монархией, пережила катастрофический голод и в экономическом отношении опустилась до уровня не самых благополучных африканских государств. В этих условиях в Пхеньяне, кажется, считают, что настаивая на своей исключительной легитимности, правящий режим укрепляет свои внутренние позиции. Поэтому и поныне северокорейская печать пестрит ругательствами в адрес «марионеточной клики», хозяйничающей в «окупированной американскими империалистами части нашей страны».

В Сеуле, напротив, уже давно ощущают себя победителями, и не испытывают особой потребности в ритуальном подтверждении своего и без того очевидного превосходства. Впрочем, и Юг официально не отказался от своих былых претензий. Конституцию Республики Корея никто не пересматривал, а статья 3 Конституции вполне недвусмысленно заявляет, что под юрисдикцией РК находится вся территория Корейского полуострова и примыкающие к нему острова. Закон о национальной безопасности по-прежнему предусматривает суровые наказания за любые несанкционированные контакты с «антинациональной преступной организацией, именующей себя КНДР». Продолжаются и политико-филологические изыскания. Например, последние годы стали временем развития торговли между двумя Кореями (в основном торговля эта представляет собой скрытое субсидирование Севера Югом). Однако в официальной статистике обеих Корей их товарообмен не отражается как часть «внешней торговли» - для этих операций выдуман специальный термин. Так что борьба за легитимность на Корейском полуострове продолжается.