Андрей Ланьков

Хэнё, "женщины моря"

Опубликовано в газете "Сеульский вестник" в 2007 г.

Корейские туристские компании, которые продают туры на замечательный субтропический остров Чечжудо, никогда не забывают помещать на страницах своих брошюр фотографии знаменитых «хэнё», профессиональных ныряльщиц, собирательниц моллюсков и водорослей. Само слово «хэнё» состоит из двух китайских иероглифов, которые в буквальном переводе означают «женщина моря». Рекламщики и прочие мастера пи-ара обычно изображают ныряльщиц этакими наядами-русалками, которые, дескать, проводят свою жизнь, беззаботно плескаясь в водах тёплого южного моря.

Впрочем, в рекламных буклетах в костюмах красоток фотографам позируют модели, а в жизни всё обстоит много проще. Ныряльщицы Чечжудо – это немолодые женщины, занятые на тяжелой, вредной и опасной работе.

В былые времена жительницы Чечжу становились ныряльщицами в молодом возрасте, причём первые уроки ремесла они получали у своих матерей. Хорошо тренированная ныряльшица может погружаться на глубину до 20 метров, но это, всё-таки, исключение, и в большинстве случаев ныряльщицы работают на глубине 5-7 метров. Во время обычного погружения хэнё проводит под водой от одной до двух минут. Рабочий день хэнё продолжается четыре-пять часов: больше организм не выдерживает.

Примечательно, что оборудование и инструменты, которыми пользуются хэнё, практически не изменились за столетия. Даже сейчас хэнё не пользуются аквалангами, ластами и прочими плодами НТР. Единственные признаки новых времён – это маска для ныряния, которая вошла в обиход ныряльщиц ещё в начале XX века, и гидрокостюмы, которые распространились в шестидесятые годы. В остальном же весь набор инструментов, которыми пользуется ныряльщица, остался таким же, как и столетия назад. Обычно хэнё работают группами, причём во главе такой группы стоит опытная пожилая женщина. Этой традиции также немало веков.

Никто точно не знает, когда и как появились хэнё. Известно, однако, что в XVII веке хэнё уже существовали и даже отчасти воспринимались как местная достопримечательность (по крайней мере, мне попадались упоминания о том, что приехавших из Сеула чиновников водили посмотреть на то, как работают ныряльщицы). При этом вплоть до начала  XIX века хэнё формально считались государственными крепостными, и значительную долю улова им приходилось отдавать властям в качестве подати или, скорее, оброка. Возможно, именно из-за этого сами ныряльщицы и их семьи, включая мужей, подвергались в былые времена заметной дискриминации. То, что оставалось после выплаты натурального оброка, шло на личное потребление: в те времена Чечжу являлся отдалённым островом, который был почти не связан с материковой Кореей, и торговцев там особо не было.

Как ни парадоксально, наступление колониальных времён, похоже, пошло ныряльщицам на пользу. Вместе с колонизаторами на остров пришёл капитализм, и женщины неожиданно для себя обнаружили, что те ракушки и водоросли, которые они ранее собирали для выплаты податей или, временами, для себя, имеют немалую рыночную ценность. Многие из местных моллюсков считались в Япониии деликатесами, и японские гурманы были готовы неплохо платить за ту продукцию, которую добывали хэнё.

Из публикаций тех времён создаётся впечатление, что именно тогда и начал формироваться гламурный облик хэнё. Для своих соседей по деревне хэнё зачастую оставался изгоями, которым приходилось заниматься малопочтенной и даже несколько предосудительной работой. Однако в то же самое время в японских книгах стали всё чаще появляться изображения очаровательных полуодетых красоток. Впрочем, в те времена моделей за хэнё никто выдавать не собирался: в двадцатые и тридцатые годы среди хэнё действительно имелось немало молодых и симпатичных женщин.

Вообще-то говоря, женщины занимались нырянием во многих прибрежных районах Японии и Китая, однако в начале XX века обнаружилось, что из всех ныряльшиц региона лучшими мастерами своего дела являются именно корейские хэнё с острова Чечжудо. Поэтому японские и корейские предприниматели начали создавать из хэнё бригады, с которыми и отправлялись на отхожие промыслы в прибрежные воды Японии и Китая. В дореволюционные времена часто появлялись такие бриагды и в российском Приморье. В 1934 году приблизительно половина из 10.500 чечжудосских ныряльщиц входила в состав таких бригад. В среднем те хэнё, что работали «на выезде» зарабатывали примерно в два раза больше чем те их коллеги, которые занимались промыслом на родном острове.

Ныряльщицы идут на промысел, фотография 1950-х гг.

Во новых условиях именно хэнё часто становились, так сказать, кормилицами семей. В колониальные времена немало мужчин уезжало с острова Чеджу на заработки в Японию, однако доходы мужей часто уступали заработкам жён-ныряльщиц. Пожилые жители острова вспоминают, как в те времена некоторые мужчины паразитировали на своих успешных жёнах, проигрывая и пропивая их доходы. Однако куда чаще заработанные тяжёлым трудом деньги вкладывались в недвижимость и в образование детей.

Неудивительно, что неплохие заработки привлекали на промыслы немалое количество новичков, и количество жительниц острова, которые были готовы стать хэнё, быстро росло. В тридцатые годы приблизительно одна из десяти островитянок зарабатывала на жизнь этим промыслом. В те времена общее количество хэнё на Чечжу превысило 10.000 человек. Однако примечательно, что несмотря на хорошие деньги, ни один местный мужчина так и не попытался освоить эту «женскую» работу: видимо, всё ещё сохранялась уверенность в том, что подобная деятельность – ниже достоинства уважающего себя мужчины.

Остров Чечжу с давних времён был известен как место, где «много ветра, много камня и много женщин». Действительно, на Чечжу женщин всегда было больше чем мужчин: мужчины при первой возможности уезжали с бедного острова на корейскую «большую землю» или в Японию, а женщины оставались в родных местах.

Дисбалланс этот резко усилился после 1948 г., когда остров Чечжу стал ареной трагических событий. Весной 1948 г. на острове вспыхнуло коммунистическое восстание. Оно являлось частью кампании Пхеньяна, направленной на то, чтобы сорвать проведение южнокорейских праламентских выборов. Поскольку население острова тогда в основном симпатизировало «красным», восстание приобрело огромный размах и было подавлено методами массового террора. Приблизительно 30 тысяч жителей острова, то есть около 15-20% всего его населения, были убиты. Среди жертв преобладали молодые мужчины, так что после резни 1948-1949 гг. на острове Чечжу на каждые пять женщин приходилось только четверо мужчин.

Помимо всего прочего, этот дисбалланс означал, что немалому количеству местным женщинам приходилось заработывать себе на жизнь самостоятельно. В этих условиях многие из них решали стать хэнё: работа эта была опасной и тяжёлой, но относительно хорошо оплачивалась и была доступна женщинам без какого-либо образования.

Временем расцвета промысла стали шестидесятые годы. Улов тогда в основном шёл на экспорт в Японию, где продавался по неплохим ценам. В начале шестидесятых годов число хэнё достигло 23.000. Это означает, что профессиональными ныряльщицами являлась тогда примерно пятая часть всего женского населения острова. Шестидесятые годы также стали временем интенсивного соперничества между прибрежными деревнями. Деревни конфликтовали, стремясь обеспечить своим ныряльщицам контроль над наиболее урожайными участками побережья.

Однако этот бум продлился недолго. За ним последовал упадок, причём весьма резкий, и примерно с 1970 г. количество хэнё стало быстро сокращаться.

У этого кризиса было немало причин. В частности, в конце шестидесятых годов в Корее быстро стало распространяться выращивание водорослей. Естественно, что дикорастущие водоросли, которые собирались ныряльщицы, не могли конкурировать с продукцией морских ферм, а фермы эти появлялись не столько на Чечжу, сколько в других прибрежных районах страны.

Немалую роль в упадке промысла хэнё сыграли и... мандарины. Мандарины появились в Корее сравнительно недавно: только в конце XIX века их саженцы были впервые завезены в страну из Японии. Однако в середине шестидесятых обнаружилось, что субтропический климат острова Чечжу является идеальным для выращивания цитрусовых, и плантации мандаринов стали стремительно рости, занимая всё большие площади и превращаясь в главный источник дохода для обитателей острова. Местные женщины обнаружили, что работа в мандариновых садах проще и безопаснее, чем труд ныряльщицы.

Хэнё наших дней. Никакого гламура, как видите

К семидесятым годам среднее образование стало обычным явлением даже в отдалённых рыбацких деревнях, и молодые женщины, окончив школу, редко хотели следовать примеру матерей и становиться хэнё. Они предпочитали сидеть в конторе, а не нырять в морские пучины (в самом крайнем случае они могли согласиться на то, чтобы заняться выращиванием мандаринов). Кажется, их матери сами не слишком возражали против такого поведения дочерей. В результате около 1980 года приток молодёжи в ряды хэнё прекратился практически полностью.

В 1970 году на Чечжу насчитывалось 14.100 хэнё. Десять лет спустя, в 1980 году, их число сократилось почти в два раза и составило 7.800 человек. Впоследствии сокращение продолжалось, хотя и более медленными темпами. По состоянию на начало 2006 года на Чечжу работало 5.545 ныряльщиц. При этом показательно, что среди хэнё сейчас нет ни одной женщины моложе тридцати. Подавляющее большинство ныряльщиц сейчас находятся в весьма преклонном возрасте: 90% всех хэнё составляют женщины, которым больше 55 лет. Так что представление о хэнё как о юной красавице-русалке явно не соответствует действительности. В наши дни хэнё, скорее уж, "бабушка-русалка".

Власти острова с беспокойством воспринимают исчезновение одной из самых ярких и, так сказать, «раскрученых» местных традиций. Возможно, что хэнё действительно не имеют будущего в современном морском промысле. Однако хэнё стали важным символом культуры Чечжу, и в настоящее время власти прилагают немалые усилия для того, чтобы сохранить их как местную достопримечательность. Удастся ли им это? Поживём-увидим.