Андрей Ланьков

Пейзаж после политической битвы

Опубликовано в 2004 году в газете "Российские корейцы" (полный ваиант) и журнале "Дело" (краткий вариант)

15 апреля 2004 года в Южной Корее состоялись очередные парламентские выборы. Казалось бы, событие это – достаточно рядовое: в конце концов, выборы в этой стране проходят с предписанной законом регулярностью с 1948 г. Однако на этот раз результатом выборов стал весьма необычный, по южнокорейским меркам, парламент. И дело даже не в том, что страна резко сдвинулась влево. Куда важнее то обстоятельство, что в корейскую политику вернулось идеологическое противостояние по ряду принципиальных вопросов, десятилетиями не подлежавших обсуждению.

Выборы показали, что ушёл в небытие тот консенсус, который сложился в корейском обществе ещё в годы Корейской войны и который определял всю южнокорейскую внутреннюю политику с середины пятидесятых и до конца восьмидесятых годов. На протяжении этих десятилетий корейцы были уверены, что главными проблемами страны являются внешняя (северокорейская) опасность и экономическая отсталость. При этом все были согласны с тем, что гарантией внешней безопасности является союз с США. Решительный антикоммунизм был идеологией большинства. Экономическая политика также не вызывала особых разногласий. В те времена, когда почти весь развивающийся мир увлекался социализмом различной степени ортодоксальности, в Корее никто не сомневался в преимуществах рыночной экономики и в том, что именно капитализм (пусть и «регулируемый») рано или поздно поможет покончить с тогдашней корейской бедностью.

Однако это единство не означает, что политическая жизнь страны была спокойной. Конфликты касались тактики, а еще чаще – были вызваны столкновениями груповых и личных интересов, однако от этого они не становились от этого менее бурными. Связаны конфликты были в основном с борьбой между регионами, так что голосование на корейских выборах носило ярко выраженый региональный характер. Регион, которому удавалось провести в парламент и, главное, на президентское место «своего человека», мог рассчитывать на обильные инвестиии в инфрарстуктуру и, следовательно, на экономический рост. Местная же элита получала доступ к выгодным контрактам или влиятельным постам.

Корейские партии являлись группами поддержки того или иного крупного политика. Перемены в отношениях этих политических тяжеловесов вели к постоянным изменениям партийной системы, которая отличалась крайней нестабильностью. Большинство корейских партий создавалось под выборы, и редко доживало до выборов следующих. При этом сам состав корейского политического Олимпа, который включал в себя дюжину политиков, оставался весьма стабилен, не меняясь годами и даже десятилетиями (например, Ким Чжон-пхиль, партия которого потерпела поражение на апрельских выборах, входил в эту «руководящую обойму» с конца 1940-х годов).

Такая ситуация сохранялась примерно до восьмидесятых годов, когда в жизнь вступило новое поколение корейцев, которые знали о Корейской войне только из рассказов родителей. Север не вызывал у них былого безусловного отторжения, а вот постоянная антикоммунистическая истерия привела, как и можно было ожидать, к обратной реакции. К 1980 г. южнокорейская образованная молодёжь стала воспринимать антикоммунистическую пропаганду с примерно таким же раздражением, с которым их советские сверстники в те же самые времена воспринимали пропаганду коммунистическую. Главным злом им казался не неизвестный Север, а существующая в стране диктатура, за спиной которой явно стояли США (при том, что диктатура эта была, по меркам Третьего мира, весьма мягкой – и исключительно успешной в экономическом отношении). Вдобавок, достигнутые к тому времени процветание и стабильность воспринимались молодёжью как нечто само собой разумееющееся. Внимание молодёжи привлекали недостатки существующей системы – достоинства же казались им вполне естественными. Отцы, которые помнили ещё времена голода, ценили возможность каждый день есть досыта. Молодёжь же беспокоилась по поводу экологической чистоты риса.

Именно эта критическая и, в целом, левая молодёжь стала катализатором движения за демократизацию, которое и привело к событиям 1987 г., когда военные были отстранены от власти. На протяжении последующих 15 лет студенчество и вышедшая из его рядов «прогрессивная» интелигенция превратились в мощную силу, которая, как сейчас ясно, и подточила былое единомыслие.

В последнее десятилетие Южная Корея стала политически расколотым обществом. Правда, экономические успехи и продолжающийся рост уровня жизни не очень-то способствуют жёсткой политической конфронтации, однако деление на два лагеря ощутимо.

С одной стороны, в стране действуют левые, которые предпочитают именовать себя «прогрессивными силами». Для них характерно подозрительное отношение к крупным концернам «чэболь», антиамериканизм, требования ввести в Корее систему социальных гарантий западноевропейского образца, резкое неприятие наследия военных диктатур, которое парадоскальным образом сочетается с симпатиями к несравнимо более жестокой диктатуре Кимов в Северной Корее. Левые в целом отрицательно относятся к американскому военному присутствию и вообще влиянию в Корее, воспринимая американцев не как защитников, а скорее как оккупантов. По своим взглядам они в целом напоминают европейских социал-демократов или даже «еврокоммунистов», хотя их левизна приправлена изрядной долей национализма. С другой стороны, в стране активны правые (или «консерваторы»), которые являются сторонниками свободного рынка и капитализма, решительными противниками Севера. Правые также являются наионалистами, но в целом настроены проамерикански и считают, то излишее заигрывание с Северной Кореей опасно для страны. Сейчас одни только правые решаются активно критиковать КНДР и политику Пхеньяна.

При этом партийная система остаётся нестабильной, и редкая политическая партия существует дольше 3-4 лет. Поэтому решающую роль в структурировании обоих лагерей и в формировании их идеологии играет печать – симпатии ведущих корейских изданий хорошо известны и очень стабильны. Рупором левых является «Хангере синмун», интересы правых представляет в основном «Чосон ильбо». Немалое значение имеет и деятельность разного рода «политических интеллектуалов» – не столько политиков, сколько журналистов, писателей и профессоров.

Президентские выборы 1997 г., на которых одержал победу Ким Тэ Чжун, стали первыми за несколько десятилетий выборами, в которых электорат был расколот не только по региональным, но и по идеологическим линиям. Президентские выборы 2002 г. были уж в основном идеологическими, а не региональными. Они продемонстрировали, что силы обоих лагерей примерно равны. Линия раздела между ними, в общем и целом, возрастная: левые – это в основном те, кто моложе 40-45. Именно молодые избиратели в 2002 г. привели к власти администрацию Но Му Хёна, самую левую – и самая антиамериканскую – в истории страны.

С некоторой долей условности можно сказать, что молодые корейцы сейчас воспринимают правых примерно так же, как современная российская молодежь – коммунистов зюгановского образца. При том, что политические взгляды этих двух групп диаметрально противоположны, их стиль, действительно, имеет много общего. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на демонстрацию южнокорейских правых: те же пожилые дядечки и тётечки зюгановского образца, тот же общий стиль – только лозунги призывают не бороться с «американским империализмом», а, наоборот, всячески с ним дружить и защищать «свободный рынок».

Ставший в 2002 г. президентом Кореи Но Му Хён был новым человеком в корейском истэблишменте. Он, что крайне небычно для корейской элиты, не был даже выпусником солидного университета, а карьеру сделал, активно участвуя в диссидентском движении в период военного правления (напомню, что в Южной Корее диссиденты и «правозащитники», в отличие от их советских собратьев, придерживались прокоммунистических и антизападных взглядов). В последнее время Но Му Хён неоднократно заявлял, что его идейным наставником является нынешний лидер британских лейбористов Тони Блэр, да и в целом южнокорейского президента можно считать умеренным социал-демократом.

Однако первый год правления Но Му Хёна был временем неудач. Рейтинг его упал до катастрофических 30%, и недавний кумир левых стал восприниматься как «самый непопулярный президент в корейской истории». Правые, сохранявшие тогда большинство в парламенте, воодушевились, решили воспользоваться моментом – и совершили грубейшую политическую ошибку. 12 марта 2004 г. правое парламентское большинство добилось импичмента президента Но Му Хёна. Формальным поводом для импичмента стали некоторые высказывания президента, в которых тот выражал поддержку партии «Ёллин ури», то есть главной лево-либеральной партии страны (впрочем, запоминать её название я бы не посоветовал – долгожительством корейские партии по-прежнему не отличаются).

Реакция корейцев оказалась неожиданной: около 70% опрошенных заявили, что они недовольны импичментом президента. Импичмент не имел аналогов в корейской истории, а причины его спрвеливо казались малозначительными и надуманными. Непопулярный и неудачливый президент сразу стал восприниматься как невинная жертва интриг консервативных политиканов, застывших в далёком прошлом, а намеченные на 15 апреля парламентские выборы превратились в своего рода плебисцит о доверии президенту.

Плебесцит этот правые проиграли. С треском. Левая партия «Ёллин ури» получила 152 места в парламенте (из 299). Ещё 10 депутатов провела Демократическая рабочая партия, которая по своей программе она напоминает западноевропейских «реформированных коммунистов». Пристутствие коммунистов, пусть и самого умеренного толка, в южнокорейском прламенте является сенсацией: трагические события 1950-1953 гг. и память о «красном терроре» тех времён сформировали у старшего поколения корейцев стойкую аллергию на коммунизм. Однако ничто не бывает вечным: у молодёжи теперь другие воспоминания и другие аллергии – в частности, на ультракапиталистическую риторику, которой их обкормили в школьные и студенческие годы.

В целом в новом парламенте у левых небольшое, но гарантированное большинство. Остаётся мало сомнений и в том, что злосчастный импичмент президента будет так или иначе отменён, и что самый левый в южнокорейской истории президент будет теперь опираться на самый левый в южнокорейской истории парламент.

Разгром был бы ещё более серьёзным, если бы не Пак Кын Хе, дочь покойного президента Пак Чжон Хи, которого левые считают «диктатором» и «тираном», а правые – «спасителем страны» и «отцом экономического чуда» (обе стороны по своему правы). Пак Кын Хе пришла в политику как дочь своего отца, но события последних лет показали, что она, пожалуй, унаследовала от покойного президента не только фамилию, но и способности. Кстати, в новом парламенте вообще много женщин – в два раза больше, чем в парламенте предшествующем.

Вполне закономерным результатом стал и персмотр результатов импичмента. Утром 14 мая Верховный Суд заявил, что президент Но Му Хён, конечно, был неправ, когда открыто выступил в поддержку «Ёллин ури» и нарушение законов, таким образом, имело место. Однако, объяснили высокочтимые правоведы, нарушение это является слишком незначительным для того, чтобы прибегать к такой крайней мере как импичмент. По сути, так оно и есть, но понятно, что в своём решении судьи руководствовались не столько законодательством, сколько политическим здравым смыслом: после такой сокрушительной победы левых продолжать настаивать на импичменте было невозможно.

Каковы же результаты этих политических сдвигов? Во внешнеполитическом плане очевидно, что отношения Сеула и Вашингтона, и без того непростые в последнее время, осложнятся ещё больше. В своё время Но Му Хён был активистом движения за вывод американских войск из Кореи. Сейчас он официально пересмотрел свою позицию, однако его подход к Вашингтону куда жёстче, чем у его предшественников.

Выиграл от такого поворота событий и Ким Чжон Ир. Сеул уже давно проводит политику подкармливания своего былого врага, и теперь, когда у власти оказались левые, субсидии Северу явно возрастут. Меньше будет задаваться и неудобных вопросов о правах человека или ядерной программе (по-настоящему критическую информацию о Северной Корее в Сеуле уже давно можно найти только на страницах правой печати).

Улучшатся и отношения с Китаем, который в Южной Корее многими левыми воспринимется не только как крайне привлекательный экономический партнер, но и как противовес американскому влиянию (довольно опасная игра, между прочим, – но в Сеуле это понимают немногие). А вот на отношения отношения с Россией результаты выборов никак не повлияют – по большому счёту, роль России в корейской политике невелика.

Однако судьбу новой администрации решит, в конечном итоге, экономика и вообще внутренние дела. Левые хотят создать в Южной Корее то самое «социальное государство», которое сейчас переживает острый кризис в Западной Европе. Удастся ли им это – и, главное, пойдёт ли успех впрок? Едва ли. Но поживём – увидим.